Выражение монашеского опыта. Страница 2

Однако этот небесный человек умел с таким мастерством исцелять страсти своих послушников, что, просто находясь рядом с ним, они становились другими людьми. Но оставались немногие, хотя многие приходили. Остаться с ним было нелегко. В частности, меня его отеческая любовь воспитывала так, что, наверное, некоторым, если бы они услышали, это показалось бы невероятным. Например, за двенадцать лет, которые мы прожили вместе, всего лишь несколько раз я услышал свое имя из его уст. Чтобы обратиться ко мне или меня позвать, он использовал всевозможные бранные слова и все соответствующие им эпитеты. Но сколько любви было в этих искусных колкостях, какое чистое сочувствие стояло за этой бранью! И как благодарна сейчас моя душа за эти хирургические вмешательства его чистейшего языка!

Мы пробыли в пустыне довольно долго. Но из‑за различных напастей почти все болели. Старец получил в молитве извещение, что нам нужно спуститься пониже, что и было сделано. Там климат был помягче, труды поумеренней, и мы все поправились, за исключением старца: он болел всю свою жизнь. Может быть, от поста, может быть, от трудов бдения, от молитвы до пота или под действием искушений. Во всяком случае, от всего этого он весь превратился в одну сплошную рану.

Однажды я спросил его:

— Старче, почему и сейчас, после такого изнурения, вы так строго поститесь?

И он мне ответил:

— Сейчас, дитя мое, я пощусь, чтобы наш Благий Бог дал вам Свою благодать.

Но, несмотря на его телесные болезни и страдания, он ощущал в себе такую душевную благодать и блаженство, что, затрудняясь их описать, говорил, что чувствует, будто у него в душе рай.

Наконец пришло время его отшествия. Смерти он ожидал всю свою жизнь, ибо пребывание его здесь было подвигом, трудом и болезнью. Его душа жаждала упокоения, и тело тоже. И, несмотря на то, что с самого начала он привил нам твердую память смерти, на нас произвело очень сильное впечатление то, как он свыкся со «страшнейшим таинством смерти». Казалось, что он готовится к празднику. Так совесть извещала его о божественной милости. Однако в последние дни он снова стал плакать больше обычного. Отец Арсений говорит, чтобы его утешить:

— Старче, вы столько трудились, столько молились всю свою жизнь, столько плакали, и опять плачете?

Старец посмотрел на него и вздохнул:

— Ах, отец Арсений, правда то, что ты сказал, но ведь я — человек. Разве я знаю, было ли угодно то, что я сделал, моему Богу? Он Бог. Он судит не так, как мы, люди. И разве мы вернемся еще сюда, чтобы поплакать? Только то, что успеет сейчас каждый из нас… Чем больше будет рыдать и плакать, тем большее получит утешение.

Любовь его к нашей Пресвятой была выше всякого описания. Стоило ему упомянуть Ее имя, как глаза его наполнялись слезами. Он давно просил Ее забрать его, чтобы он получил отдохновение. И Всецарица услышала его. Она известила его за месяц до его отшествия. Тогда старец позвал меня и указал, что нам нужно приготовить. Мы стали ждать.

Накануне его преставления, 14 августа 1959 года, старца посетил господин Схинас из Волоса. Они были очень близко знакомы.

— Как поживаете, старче? — спросил его Схинас. — Как ваше здоровье?

— Завтра, Сотирис, отправляюсь на вечную родину. Когда услышишь колокола, вспомни мое слово.

Вечером на всенощном бдении в честь Успения нашей Пресвятой старец пел, сколько мог, вместе с отцами. На божественной литургии во время причащения пречистых тайн он сказал: «Напутие живота вечнаго».

Наступил рассвет 15 августа. Старец сидит в своем мученическом креслице во дворе нашего исихастирия, ожидает часа и мгновения. Он не сомневается в извещении, которое ему дала наша Пресвятая, но, видя, что время идет и солнце восходит, начинает чувствовать что‑то вроде огорчения, беспокойства от задержки. Это — последнее посещение лукавого. Старец позвал меня и сказал:

— Дитя мое, почему Бог медлит и не забирает меня? Солнце восходит, а я еще здесь!

Видя, как старец печалится и почти уже не может терпеть, я осмеливаюсь сказать ему:

— Старче, не огорчайтесь, сейчас мы начнем читать молитву, и вы отойдете.

Его слезы прекратились. Отцы взялись каждый за свои четки и начали усиленно молиться. Не прошло и четверти часа, как он мне говорит:

— Позови отцов, чтобы положили поклон, потому что я отхожу.

Мы поклонились ему в последний раз. Вскоре после этого он поднял свои глаза и неотрывно смотрел вверх около двух минут. Затем повернулся и, исполненный трезвения и невыразимого душевного изумления, сказал нам:

— Все кончилось, отхожу, отправляюсь, благословите!

И с последними словами приподнял голову вправо, два–три раза тихо открыл и закрыл уста и глаза, и всё. Он предал свою душу в руки Того, Которого желал и Которому работал от юности.

Воистину преподобническая смерть. У нас она вызвала ощущение воскресения. Перед нами был покойник, и уместна была скорбь, но в душе мы переживали воскресение. И это чувство не исчезло. С тех пор оно сопровождает наши воспоминания о приснопамятном святом старце.

Поскольку его жизнь сама по себе была для нас письменным и устным наставлением, поскольку мы познали на собственном опыте силу его слов и поскольку многие уже много лет настоятельно просят нас написать о святом старце, в этой книге мы даем ему самому возможность говорить посредством своих писем.

Старец Иосиф с мирской точки зрения был неграмотным — окончил всего два класса начальной школы. Однако был премудрым в вещах божественных. Богонаученным. Университет пустыни научил его тому, в чем мы главным образом нуждаемся, — вещам небесным.

Мы знаем, что монашествующим слова старца принесут пользу. Знаем, что они принесут пользу и подвизающимся подвигом добрым в миру. Если же принесут и еще кому‑нибудь пользу — Господь это знает, и пусть Он сотворит, как благоволит Его благость. Во всяком случае, подобные поучения и слушать не легко, не имея мужественного образа мыслей, и на деле они не могут быть исполнены без подвига и большого труда.

Мы весьма благодарны всем потрудившимся для данного издания и призываем на них благословение блаженного старца.

Архимандрит Ефрем,

проигумен святой общежительной обители преподобного Филофея на Святой Горе

ПРЕДИСЛОВИЕ ГРЕЧЕСКИХ ИЗДАТЕЛЕЙ

Благодатное слово есть вода живая. Освежающей водой станет чтение этой смиренной книги для желающих погасить в себе любовещественный огонь и зажечь в своем сердце невещественный огонь божественной любви.

Эти письма старца Иосифа — плод его внутренней жизни, выражение его монашеского опыта, родник воды живой.

Жаждущий этой воды видит ее перед собой.

Это восемьдесят два письма из числа многих, написанных мудрым в божественных предметах старцем.

Он не выучил, он испытал божественное. И вот он мудро и неложно, смиренно и искусно учит, описывая на этих страницах свою жизнь.

Вся книга разделена на две части. Первую составляют все письма, кроме одного, последнего. Оно одно составляет вторую часть книги. Это пространное письмо — в некотором роде трактат в виде письма, адресованный исихасту, живущему в пустыне. Оно разделено на двенадцать глав.

Все остальные письма — из переписки старца с его духовными чадами в миру и вне мира, то есть с монашествующими и мирянами.

Некоторые из них живы, а некоторые преставились. Поэтому по благословной причине имена и личные или близкие к таковым моменты опущены.

Хорошо это или плохо, но мы не стали приводить в точности цитаты из Священного Писания, которые с такой глубиной истолковывает богонаученный старец.

Сначала возникло искушение с примечаниями. Мы задались вопросом: писать примечания к тексту или нет? Мы знаем, что сил для ЭТОГО у нас недостаточно. Но возможно, что и само своеобразие данного текста не способствует этому опыту. Во всяком случае, мы предпочли, чтобы от чтения текста в уме и сердце читателя осталась некоторая неопределенность, тому, чтобы использовались примечания и комментарии.